Фильм о переводчице Лилианне Лунгиной

Lyudmila Gorbunova (married Zanella) wrote:
Но потом стало напрягать то, что Лунгина во многих событиях советского периода видела негатив, это несколько уменьшило впечатление от фильма.

Сама Лилианна говорила, сравнивая Солженицына и Шаламова о том, почему такое сильное воздействие произвели произведения Солженицына. Он выбрал счастливый день. И, рассказывая о своей жизни, очень тяжелой, сложной, Лилианна Лунгина не фиксировала внимание на том, что было плохо. Она рассказывала о своей жизни, но не было в ее интонациях, в ее голосе, в ее мимике форсирования и трагизма.

...о женщине, поумневшей рядом с умным мужем, — и у Лунгиной, и у Мандельштам это женщина, поумневшая настолько, чтобы судить систему.

boostrer wrote:

ЗЫ Прошу не рассматривать мое высказывание о Донцовой как нарушающее правило №1 Проза (не оскорблять возможные религиозные чувства возможных на Прозе лиц).

К. ЛАРИНА: Давайте я Вам задам вопрос. На Ваш взгляд, в чём секрет такого небывалого интереса к этому монологу не слишком публичной женщины, которая не является медийным лицом, она не артистка, не певица. В чём секрет, Вы можете объяснить?

Н. БАСИНА: Я объяснить этого не могу, потому что это сочетание очень тонких вещей и речь идёт о тонких материях. И они удивительным образом сошлись. Я бы начала не с феномена, с восхождения феноменов, феноменальный результат. Я бы начала не с феномена личности, а с феномена рассказа. Дело в том ,что режиссёр Дорман…

О. ДОРМАН: Это я.

Н. БАСИНА: Да, это Алик. Уважаемый и близкий друг своей героини. И она говорит с ним так, как говорят с уважаемым, близким другом.

К. ЛАРИНА: На полном доверии.

Н. БАСИНА: Мало того, что на полном доверии, но и ещё и при полной уверенности, что он понимает, о чём идёт речь. При желании доверить какие-то вещи ему, обсудить это. А режиссёр Дорман просто практически умер в актрисе сознательно. Я думаю, что…

О. ДОРМАН: С удовольствием.

Н. БАСИНА: Счастливо умер в актрисе. И получилось, что Лиля говорит со всеми нами, как с уважаемыми друзьями. И это удивительная совершенно даже не интонация, а способ, жанр разговора, совершенно неизвестный доселе жанр разговора, когда через друга она говорит с огромным кругом друзей. Он произвёл, по-моему, самое оглушительное впечатление, потому что мы как бы вновь собрались в некий круг, распавшийся, когда-то существовавший или почудившийся нам. Но уже не существующий.

И это было такое воспоминание о несбывшемся, потому что… я позволю себе называть её Лиля, хотя она Лилиана Зиновьевна, со всем почтением, но раз она представляется, как Лиля, то и я себе это позволю. Она человек того прекрасного, когда-то существовавшего общества, в котором люди влюбляются друг в друга, влюбляются по-дружески, в котором они радостно несут труд дружбы, в котором они встречаются не для того, чтобы получить какие-то общие удовольствия, а для того, чтобы вместе волноваться, вместе спорить, ссориться, вместе как-то относиться к тому, что происходит вокруг.

То есть, для того, чтобы быть в полном смысле слова, жить, им нужно быть вместе. И люди обтачиваются друг о друга. Происходит строительство душ. И это то самое, что прекратилось. Причём, если общество, это можно называть компания, если в компании Лили людей разводила смерть, кровь, гонения, разнообразные ужасы, которые происходили, но всё равно этот круг существовал и собирался для того, чтобы читать запрещённые книжки, по кухням, для того, чтобы выносить какие-то суждения о поступках, для того, чтобы кому-то помогать. Это круг, в котором существовала некая поведенческая норма, её нельзя было нарушать.

То нас… причём, я говорю «нас» в очень серьёзном смысле, объединяя Серёжу, Алика, себя, в некое единое поколение, единый, разомкнутый круг. Нас развела нынешняя жизнь. И мы удержаться не смогли. И поэтому это воспоминание о несбывшемся ужасно всех воодушевило.

boostrer wrote:

Погуглил я эту большую... Елену. Что ж с нее взять, если она в Штатах гандерными исследованиями занимается. Только дай кого-нибудь покарать за какой-нибудь шовинизм.
И физиономия у нее соответствующая. С такой умные женщины становятся умными людьми, а богом обиженные - феминистками.